Запись разговора в диктофоне я пометил как «Оксана Бодихот». Получилась компиляция имени человека и названия проекта, которым она занимается (Bodyhotfitness). Это сочетание слов должно было исчезнуть в момент, когда я узнал фамилию женщины – Батюкевич, но созвучие с Дон Кихотом показалось мне заманчивым. Маленькая, хрупкая (159 сантиметров при весе 48 килограмм) но сильная Оксана рассказала историю про то, как научиться жить, радуясь каждому мгновению жизни.
Тренер по йоге и фитнесу, инструктор смешанных единоборств в Обнинске появилась недавно и совершенно случайно. Вместе со своими партнерами она открыла здесь студию горячей йоги и термо-фитнесса. «Bodyhot», чтобы уж расставить точки над «и» – это технология. Занятия проводятся в специально оборудованном зале, где температуру воздуха поднимают до тридцати градусов и выше, кроме того, здесь установлена специальная система контрастного обливания. Это не только усиливает эффект тренировок, но и повышает иммунитет. Плюс ко всему разработанная авторская методика, позволяющая эффективно снизить вес, набраться жизненных сил и обрести прекрасное самочувствие. Студия должна была открыться в Москве, но так сложились обстоятельства, что пока Оксана не может отлучаться из дома больше чем на несколько часов. А живет она в деревне Верховье, Малоярославецкого района. При том, что сама - коренная москвичка с собственной жилплощадью в столице. Почему так? Говорит, что в какой-то момент просто ткнула в это место на карте и приехала. Это случилось пару лет назад, но, чтобы лучше узнать и понять героиню, нужно отмотать пленку на восемь лет. Мастер спорта по художественной гимнастике, журналист, человек, издающий сборники стихов, увлекающийся боевыми единоборствами, она столкнулась с тем, что жить ей осталось полгода.
Каждый раз как на войну
Восемь лет назад мне объявили, что в организме обнаружили злокачественную опухоль. Это было громом среди ясного неба: семья у нас здоровая, все долгожители. Но диагноз неутешительный: рак, вторая стадия. Я улетела в Тель-Авив для лечения, а на самом деле летела умирать. То, что до сих пор жива, предопределило несколько факторов: во-первых, наличие денег на лечение, во-вторых, квалификация врачей, и то, что у меня была одна из наиболее излечимых форм рака. Я – «Лаки», тот, кому повезло.
За несколько лет до болезни я занималась редакторской деятельностью, выпустила сборник стихов. А когда узнала о диагнозе, удалила всю информацию о себе, настолько все это стало неактуально.
Почему Израиль, объяснять, наверное, не надо. В Тель-Авиве, кстати, не принимают никаких наших анализов, все делают заново. Поставленные диагнозы частенько разнятся. После нескольких химий томограф показал, что болезнь отступила. Но нужно было оставаться до конца курса лечения – пройти двенадцать химиотерапий.
Мне было легче, чем многим: качественные израильские препараты, я могла себе позволить летать домой на выходные. Кроме того, это был самый легкий вид химии, да и болевой порог у меня высокий, всю жизнь в спорте. Я представляю, какие испытания преодолевают люди, проходящие лечение здесь в России. Состояние интоксикации настолько тяжело переносится, что человек может причинить себе вред, например, прыгнуть с балкона, так ему плохо.
Как проверяют металл на прочность? Берут прут и со всей силы ударяют, если гнется и ржавчина отлетает, с ним можно работать. Либо он ломается. Это такая же история – либо ты сломался, либо гнешься. Не все зависит от тебя, многое зависит и от силы удара.
Первый вопрос к Богу – за что? Ведь ты обижен. Как остальные останутся жить, а ты нет? Это самая тяжелая история, через которую надо перепрыгивать. Я ведь еще семь лет подряд туда летала и проходила обследование. И каждый раз ты сидишь в комнате и ждешь приговора. Это процедура прохождения ПЭТ – позитронно-электронного томографа, где перед началом процедуры в кровь вводят радиоактивное контрастное вещество, а потом отводят в специальное помещение, мы его называли комнатой смертников. После пребывания там часа четыре с людьми общаться нельзя, потому что вы радиоактивны. Да меня и спустя двое суток в аэропорту Шереметьево «брали», потому что оборудование реагировало. Я уже готова к этому была. Шла по зеленому коридору, предварительно отдавала сумки, закладывала руки за спину. Начинало звенеть и подлетевшим сотрудникам безопасности говорила: ребята, все нормально, документы в сумке.
В этой комнате одновременно находится по пять человек, которые понимают друг друга, несмотря на то, что говорят на разных языках. Какой-то другой микромир. Все одной крови. Истории тяжелые, но никто не жалуется. Самые лучшие, самые интересные вещи от людей я услышала там. Это своего рода Чистилище, как у Данте: кто-то выходит жить дальше, а кто-то выходит, чтобы умереть.
Как я уже сказала, раз в год нужно было летать на обследование. И вот ты ждешь с этого момента. А ведь надо чем-то жить, зная, что, допустим, пятого января вы летите. И чем ближе этот день, тем сложнее. Получается, ты не можешь заниматься планированием. Вообще. И это делает с человеком замечательную вещь: вы учитесь жить настоящим и очень осознанно.
Про осознанность здесь и сейчас
Мы в каком-то смысле рабы своих мыслей. Подумали о чем-то и пошли за мыслью, а можем подумать и отстраниться. Просто посмотреть со стороны. Ведь от мыслей избавиться нельзя, но можно не идти за ними. Вот я сейчас смотрю в окно и думаю о том, что идет сильный снег, который заметет дорогу, и о том, как я поеду вечером в деревню. Если я пойду за этой мыслью, то начну бояться, дергаться. Я подумала про снегопад двадцать раз, но со мной ничего не происходит.
Когда вы в каждом моменте, в каждом дне осознанны, у вас нет надрыва. Вы себе не говорите что-то из серии: я сегодня встану, я с понедельника начну что-то делать, я буду счастлива. Вы знаете, так бывает, люди себя настраивают. Нет, вы просто начинаете жить.
И потом, когда это кончается и тебе говорят, все, больше не надо ездить. Ты понимаешь, что ничего уже не боишься. Ты перескочил все пороги, много раз все нашел и много раз все потерял. У тебя ничего нет. Это делает тебя сильнее. Счастливее – нет, а вот радостнее – да. Нельзя спросить человека – ты счастлив? Сейчас он может быть счастлив, а через несколько минут – нет. Но то, что у вас может быть – это чистая радость, как осознанность настоящего. Она не в смирении, она в принятии.
Иногда людям нравится болеть, потому что к тебе обращено колоссально повышенное внимание. А это психосоматика. Ты становишься первым и последним человеком на земле и начинаешь неосознанно получать кайф от болезни. Потому что мир около них крутится. Ведь все мы хотим внимания, любви, приятия. Мы этого добиваемся. Получается, что вы сами себе сказали «ОК, мне это нравится».
Я лично знаю, почему это со мной случилось. Тут нет никакой мистики или эзотерики. У меня было специфическое отношение к миру. Я боялась жить, все время перестраховывалась. Не знаю, почему, наверное, детские психотравмы, несмотря на мое счастливое детство. Из-за тревожности, кстати, я из профессии ушла. Ведь работа журналиста связана с переживаниями. Организм сказал: ты боишься жить – и отказал на уровне иммунной системы. Я возвращаюсь туда и понимаю, что все время находилась в тревоге, не медицинской, а психологической.
Встать и идти дальше
После лечения я весила 70 килограммов, отекшая, лысая, вы бы меня не узнали ни за что. Несколько лет требуется, чтобы прийти в форму. В какой-то момент я скупила все виды половых тряпок. Они не выжимались, а я понять не могла, почему. Дошло через какое-то время: «Оксана, остановись, у тебя просто нет сил».
Вокруг меня все это время были люди, семья. Но я понимала, что им страшнее. Они не знают, что с тобой будет, переживают за то, что будет с ними, если не станет тебя. Ведь если мы кого-то теряем, то плачем не по человеку, мы плачем по себе. Все слетелись, родители, муж. А мне надо было делать вид, что со мной все в порядке, чтобы они не дергались. Постоянный вопрос: «Как ты?» И сил нет показывать, что все нормально. Я не хотела, чтобы близкие видели мою боль и просила оставить меня одну.
Мой круг общения захлестнуло онкофобией. Люди боялись мне звонить, они говорили: мы боялись тебя потревожить, – а на самом деле боялись за себя. Мы если видим на глазах аварию, то становимся аккуратнее. Так же и здесь. Любая родинка, слабость и появляется мысль: вот оно – вот случилось. Знакомые бросали пить и курить, через одного становились вегетарианцами. Спустя время это прошло. Много лет я и сама вскакивала и щупала себя. У меня нет диагноза, нет медкарты, но семь лет нахождения под приговором изнашивает.
Все говорят: надо жить, надо радоваться – но как? Наверное, перестать бояться. У меня нет аксиом и рецептов. Но мне ближе микрорадость, чем огромное счастье. Ничего сверхъестественного не будет, а до дома побольше или новой машины мы можем просто не дожить. Как только вас «вштыривает», начинает чего-то хотеться, то просто задайте себе два вопроса: «Зачем?» и второй: «А если я до этого не доживу?». Они вернут вас обратно. Это так важно – пару раз за день вернуть себя в настоящее. От этого жизнь не становится проще, но становится радостнее.
Настоящая трагедия случилась три года назад. Мои родители попали в аварию, папа погиб на месте, мама с переломом черепа выжила. До этого они жили в своем доме на Каширке, рядом с Москвой. Ее обратно везти в этот дом было нельзя. Там все напоминало о папе. Это было невыносимо больно. И мы решили начать с чистого листа. Я наугад ткнула пальцем в карту, так мы приехали в Верховье. Нашла дом, за два месяца перебрались. Через год, когда мама восстановилась, перевезли ее сюда, но в прошлом году она слегла: находится в сознании, но передвигаться не может – ее мучают артрит и артроз. Муж ездит на работу в Москву, а я уехать не могу. Максимум на четыре-пять часов. Вот и студию открыли здесь, потому что поближе.
Маме, конечно, очень непросто: постоянные боли – это испытание. Но она сохраняет чувство юмора и не сдается. Для меня это пример громадной воли и самообладания. И у меня куча причин для радости: что она хорошо поела, что засмеялась моей шутке. Я просто не иду за мыслью страдания. В противном случае я буду сидеть в депрессии, у меня опустятся руки. Моя задача облегчить ее страдания, но превратить эту историю в страдание нельзя. Качество жизни идет изнутри. Сколько бы сложными ни были обстоятельства вашей жизни, если вы способны радоваться тому, что есть, идти дальше - то случается чудесная метаморфоза: вы начинаете понимать, что этот огромный мир, невероятно огромный мир вокруг вас - очень хороший.
Путь к себе
Когда делала студию, то думала про здоровье. Ведь красота и похудеть - это легко. Это про кайф. А когда делаешь в кайф, то результаты потрясающие. Три месяца девчонки занимаются – и я в восторге от их показателей. Они мотивируют меня идти дальше в понимании, что все, что ты делаешь, не зря, что это помогает другим, что технология работает.
Идея подобной студии осмыслялась, технически тестировалась несколько последних лет. Мы с моим партнером Денисом Ваховым довольно долго шли к созданию этого проекта, потому что хотели создать эффективную методику, помогающую снизить вес, обрести хорошую осанку, укрепить иммунитет, скорректировать фигуру, повысить мышечный тонус и просто дать людям возможность чувствовать себя молодыми и здоровыми.
В любой истории главное, чтобы не делать ничего через силу. Например, не надо отказываться от сладкого. Можешь себе сказать простую вещь: захочу – съем. А сейчас вот не хочу. Поставьте запрет, так вам сразу этого захочется.
У нас здесь клубная атмосфера, и это история не столько про спорт, сколько про здоровье и путь к себе. Совмещенная нагрузка: йога и фитнес. Люди сюда приходят не заниматься йогой, не заниматься спортом, они приходят сюда заниматься собой. Уметь отключаться после дня, уметь жить здесь и сейчас, не искать, не ждать тот кирпич, который должен упасть на голову и все перевернуть. Половина не знает, что со мной было. Человек, прошедший такое, редко этим спекулирует. Только людям с онкофобией я могу сказать о том, что надо просто жить, что ад у нас в голове, что страх блокирует энергию, опустошает, лишает жизненных сил. Что любые переживания истощают, не дают двигаться дальше. А дальше много всего интересного. Я выбираю радость.